ПАРТИЗАНСКИЙ КОМБРИГ

     Андрей Иванович Волынец родился в январе 1904 года в деревне Желтки, Вилейского района Беларуси. В тринадцать лет начал работать. На многие годы его жизнь и судьбу изменил Брестский мир, по которому Западная Беларусь осталась за кайзеровской Германией, а потом – за панской Польшей.

     В 20-х годах прошлого века Андрей Волынец занялся подпольной деятельностью. Организовывал стачки, изготовлял листовки, распространял запрещённую литературу.

     В 1926 году окончил полковую артиллерийскую школу в Вилейке.

     С 1934 года – член подпольной группы Коммунистической партии Западной Белоруссии, созданной в деревне Цинцевичи вернувшимся из Франции активистом Николаем Петрикевичем. По доносу провокатора вместе с другими членами подпольного райкома был арестован польскими властями и отправлен в Вилейскую тюрьму, в камеру для политических узников, а затем в виленские Лукишки. В 1936 году Волынец был осуждён на 15 лет тюрьмы. 17 сентября 1939 года он был освобождён Красной Армией. После освобождения Андрей Волынец стал работать директором торфяного завода в Желтках.

     Вторая мировая война нарушает все планы. Через неделю после начала войны все окрестные районы были оккупированы фашистами.

     Во время оккупации Вилейки Волынец создает антифашистскую группу, комиссаром группы становится попавший в окружение раненый политрук. Андрей Волынец вернулся к подпольной деятельности. Он стал ходить по деревням, искал соратников, восстанавливал подпольные связи, организовывал конспиративные звенья.

     С осени 1941 года группа Волынца начинает проводить диверсионную деятельность: нападают на полицейские посты, уничтожают телеграфные линии, пускают под откос фашистские эшелоны. Вскоре у подпольщиков появился радиоприёмник, и жители района стали получать сводки с фронтов, которые распространяла подпольная группа Волынца.

     В Вилейке гитлеровцы организовали семинарию, вовлекающую молодёжь в фашистский «Союз белорусской молодёжи». Подпольщики организовали там свою подпольную группу. В тетрадях учеников стали появляться листовки. А когда в Вилейку приехала на отдых и пополнение воинская часть, и офицеры облюбовали здание семинарии, семинаристы его освободили. Под сценой столовой оставили мины и емкости с керосином. Семинария была взорвана.

     Весной 1942 года Андрей Волынец создал партизанский отряд. Партизаны начали антифашистскую деятельность: пустили под откос первый эшелон, разгромили гарнизон в Вилейке, устраивали засады на дорогах. Партизаны даже охраняли крестьян, пока они убирали на полях картофель.

     Начальник Вилейского СД оберштурмбанфюрер Граве неистовствовал, учинял расправы над мирными жителями. Они уходили в партизанский отряд, и отряд рос, в нём появились взводы и роты, разведка и обоз.

     В июле 1942 года Андрей Волынец стал участником партизанской конференции, собранной на базе отряда специального назначения полковника Градова. О деятельности отряда узнали на Большой земле. Волынец получил рацию.

     А 17 июля 1942 года эсэсовцы предприняли попытку уничтожить партизан. Они шли цепью, в черных зловещих мундирах с черепами на рукавах. Конференцию срочно прервали, а ее участники приняли бой с фашистами. Группа Андрея Волынца заняла правый фланг обороны. Сам командир лёг за пулемёт.

     Вернувшись в отряд, Волынец организовал несколько засад на шоссе и диверсий на «железке».

     Партизаны долго думали, как им подобраться к шефу Вилейского гестапо Граве – слишком уж он зверствовал. Им стало известно, что Граве часто приезжает на ферму в Шиловичах. На шоссе перед его приездом они заложили мину. Взрыв уничтожил палача.

     Во время войны партизаны отряда, а с 1943 года – бригады «За Советскую Беларусь» уничтожили много гитлеровцев. Командир отряда Волынец лично принимал участие и командовал отрядом в 26 крупных боях, в 48 мелких и 59 диверсиях. На его личном счету 9 пущенных под откос эшелонов с гитлеровцами и вооружением, 18 автомашин и немало уничтоженных гитлеровцев. Он был трижды ранен, но снова возвращался в строй.

     Андрей Иванович Волынец увёл в лес небольшую группу патриотов, а вывел из леса на площадь Свободы в Вилейке в июле 1944 года на встречу с наступающими частями Красной Армии бригаду 410 человек. Рядом с легендарным командиром в отряде находились его жена Анна Варфоломеевна и маленький сын Коля.

     ...2 июля 1944 года, за день до освобождения Минска, советские войска освободили Вилейку. А 16 сентября Андрея Ивановича Волынца вызвали в Москву. Там «всесоюзный староста» Михаил Калинин вручил ему Золотую Звезду Героя Советского Союза.

     После войны бывшему командиру бригады доверяют ответственные посты на родине – вначале председателем Вилейского горисполкома, затем на ответственных должностях в Вилейском, Молодечненском райисполкомах, облисполкоме.

     В 1944-1945 годах его назначают членом государственной комиссии по переселению белорусов из Польши в БССР – в это время проходила передача Советским Союзом соседней стране частей Белостокской и Брестской областей. В семейном архиве дочери Андрея Ивановича Майи Андреевны Власенко есть уникальная фотография: бывший командир партизанской бригады запечатлен в составе правительственной делегации в Белостоке в 1945 году.

СОЧИНЕНИЕ НА ВОЕННУЮ ТЕМУ

     Май для жительницы Сморгони Эвелины Адольфовны Статкевич – месяц особый. Скоро она отпразднует две большие даты – 65-летие Великой Победы и собственное 90-летие.

     – Но это по документам, – говорит Эвелина Адольфовна. – Их восстанавливали уже после войны. На самом деле мне 90 уже исполнилось. Мама рассказывала, что родилась я зимой, в стужу…

     Рано оставшись без отца, Эвелина в 17 лет пошла работать в колхоз в деревне Островок на Копыльщине. А тут подружка сагитировала поступать в зубоврачебную школу в Минске. Так неожиданно для себя она стала зубным врачом.

     – Всех, кто оканчивал школу в 1940-м году, направляли на работу в Западную Беларусь. Там тогда остро не хватало медиков. Так я оказалась в Белостокской области, – вспоминает ветеран. – Не проработала и года, как началась война. Ночью 22 июня нас подняли по тревоге и приказали эвакуироваться. Выделили газогенераторный грузовик. Очень быстро мы погрузили в него оборудование, собрались сами и уехали на восток. Автомобиль наш ехал на дровах, поэтому нередко останавливались, заготавливали чурки, иногда дрова покупали.

     А следом за ними, за другими беженцами грохотом разрывов да черными тенями «мессершмитов» шла война.

     – Она догнала нас в Смоленске, – вспоминает Эвелина Адольфовна. – Уходить дальше было бессмысленно, поэтому все мы обосновались в Смоленске. Вскоре здесь организовалось подполье, и мы все в него влились. Я собирала сведения о количестве вражеских войск, о их передвижениях и передавала подруге. Она же меня и выручила. Пришла однажды и сказала срочно собираться. Оказалось, она узнала, что группу молодежи готовятся вывезти в Германию. В этом списке оказалась и я.

     Вместе с другими кандидатами на отправку меня спешно переправили в партизанский отряд. До сих пор только зубы лечить приходилось, а тут стала врачом – ушивала раны, делала перевязки. Впервые увидела смерть. Помню двух молодых девушек: одна была ранена в живот, у второй пробито легкое. А ведь обоим по 20 лет. Спасти их не удалось.

     Стрелять Эвелине не пришлось, хотя винтовку в отряде выдали. Их партизанский отряд здорово мешал фашистам в прифронтовой полосе, поэтому каратели попытались уничтожить его. Собрав большое количество живой техники, взяли место дислокации отряда в полукольцо. В лес не совались, решили взять партизан измором.

     – Кончились боеприпасы, не стало продуктов, мы целую неделю ничего не ели, и костры жечь не могли, чтоб каратели не заметили, – вспоминает те нелегкие времена Эвелина Адольфовна. – Поверите ли, никогда не видела, чтоб мужчины плакали. А тут они плакали – от голода, от безысходности. Выворачивали карманы, чтобы найти хлебные крошки. В таких условиях наше командование приняло решение перейти линию фронта и пробираться к своим. Легко сказать – перейти, когда мы практически были в окружении. Лесник, который знал тропы, вывел отряд к шоссе. Мы залегли в кустарнике и наблюдали, как по шоссе двигались подводы с вооружением, мотоциклы с солдатами – немцы подвозили к месту блокады боеприпасы и пополнение. А к вечеру повалил снег. Он падал большими хлопьями, и под его прикрытием мы перешли шоссе. Еще несколько километров по лесу, и – вырвались из кольца. Диплома у меня не было, затерялся при эвакуации, поэтому работать зубным врачом не рассчитывала.

     Но медиков не хватало, поэтому и приняли ее зубным врачом сначала в запасной полк, потом в госпиталь, который базировался в Подмосковье. Там и проработала до конца войны.

     А после победы получила новое направление – и опять в Западную Беларусь, на этот раз в Вилейскую область. Сначала работала в Жодишках, в Солах, потом в Сморгони.

     – Я понимала, что наши знания хороши в военное время, но хотелось учиться, осваивать новые технологии.

     Эвелина Статкевич узнала, что в Советском Союзе открываются новые факультеты для таких зубных врачей, как она, окончивших зубоврачебную школу. Поначалу факультетов ускоренной подготовки было три – в Киеве, Москве и Риге. Выбрала самый близкий для себя – рижский. Получила высшее образование и диплом стоматолога.

     На вступительных экзаменах, вспоминает, предложили несколько тем сочинений. Классика уже забылась, а вот на вольную тему писала живо и эмоционально: была та тема о войне.

     В Сморгони Эвелина Адольфовна отработала 48 лет – сначала стоматологом, потом протезистом. Даже после выхода на пенсию 17 лет продолжала трудиться.

     – Просили поработать: кадров в медицине всегда не хватало. А я и рада, ведь дома скучно одной. Да и не привыкла сидеть без дела.

     Без дела она не сидит и теперь, в свои 90. Вяжет удивительные салфетки – сплетает в тонюсенькие ажурные кружева нити. Такими изделиями украшена вся ее двухкомнатная квартира – накидки на подушках, салфетки на телевизоре, на кухне, на столах.

«ОТ КУРСКА И ОРЛА ВОЙНА НАС ДОВЕЛА…»

     Так словами из песни может сказать о себе ветеран Великой Отечественной войны из Сморгони Александр Иванович Печников.

     Ему довелось участвовать во многих операциях, которые золотыми буквами вписаны в историю нашей победы. Перед самой войной Саша Печников стал работать слесарем на сланцевых шахтах в Самаре. А с началом войны стал налаживать станки, на которых делали взрыватели для снарядов. Лозунг «Все для фронта, все для победы» был в те дни главным. Шестнадцатилетние подростки да женщины работали по двенадцать часов в сутки, стояли за станками в неотапливаемых помещениях.

     Летом 1942-го Александра призвали в Красную Армию: сразу направили в учебный автополк. Готовили там шоферов для фронта. Правда, учебной базой была старенькая полуторка без мотора, поэтому изучать автодело приходилось по плакатам да кое-каким учебникам.

     В подмосковных Горках новобранцы сдавали первый свой профессиональный экзамен. Потом снова учились в Москве. К мощным американским «студебеккерам» цепляли 150-миллиметровые немецкие пушки – так шоферов тренировали вывозить на позицию артиллерию.

     Боевое крещение Печников получил на Орловско-Курской дуге. Здесь доставлял на передовую расчеты дальнобойных пушек. Передвигались на передовую на маленькой скорости, максимум – 90 километров. Но чаще ехали медленней, ночью, с погашенными фарами. А по бокам кабины стояли наблюдатели, которые и показывали дорогу. В кузове – артиллерийский расчет – 8 бойцов, у каждого автоматы или карабины, ручные гранаты и запас снарядов для пушки. Попади в такой транспорт вражеский снаряд – весь этот арсенал дал бы огромный залп. Потому и требовалось от фронтовых шоферов особое мастерство. А Печников ростом невысок, чтобы лучше следить за дорогой, на сиденье подкладывал самодельную подушку. Так и получалось, что ехал почти стоя. И так сутками.

     Его расчет быстро миновал Белгород, а вот под Харьковом его контузило. Но в госпиталь не поехал. Слегка отлежался в санчасти и снова на передовую.

     Два года колесил по фронтовым дорогам, доставляя на передовую артиллерийские орудия, снаряды к ним, боевые расчеты. Дважды его «студебеккер» наезжал на мину. Повезло, что без снарядов в кузове.

     Он помнит, как предчувствовали они близкую победу. Война уже катилась по земле Германии. Его часть доставляла артиллерию на берег Одера – собирались форсировать реку. Внезапно наступление остановилось у стен небольшого городка. Он напоминал средневековую крепость – все было каменное, фундаментальное, укрепленное – и стены зданий, и плиты на дороге. Печников получил тогда приказ доставить пушки прямо к этим стенам. Рискуя жизнью, выехал на открытую местность и, маневрируя, доставил пушку и расчет на новую позицию. За эту операцию он был награжден медалью «За отвагу».

     Форсировав Одер, подошли к Берлину. Они, молодые солдатики, уже планировали между собой, как войдут в поверженную столицу рейха. Но командование распорядилось иначе. В Берлин Печников не попал – их часть получила приказ выступить в направлении Праги. В боях за столицу Чехословакии Александр Иванович Печников получил высокую награду – орден Славы.

     За два года войны в составе 91-й артиллерийской бригады Александр Иванович Печников получил 13 благодарностей Верховного Главнокомандующего – за участие в освобождении Орла, Белгорода, Харькова, за прорыв вражеской обороны под Львовом, Сандомиром, на Одере, за взятие Гиндебурга и Катовице.

ИХ ЭКИПАЖ – ГЕРОЙСКИЙ

     До сих пор сморгонец Владимир Сидорович Горбатенко носит в легких осколки – тяжелые напоминания о прошедшей войне.

     Одиннадцать детей мама растила одна – отец рано умер. Поэтому, когда Владимир окончил девятилетку и стал работать в колхозе, ее радости не было предела: как же, помощник, теперь легче будет.

     Только радость та была недолгой: началась война. Мама и четверо детей попали в концлагерь. Мама там и погибла, не зная, что детей увезли в Германию. А Владимир с братом пошли в партизанский отряд. В Полоцком районе, где они жили, отряды стали организовываться уже в первые дни войны.

     Работы у юного партизана было немало – приходилось и в разведку ходить, и на «железку» – подкладывали самодельную взрывчатку под рельсы.

     В одной из таких операций партизана ранило. Осколки немецкой гранаты поразили оба легких. Лечили по-партизански – золой да лесным мхом. Раны удалось залечить, а осколки так и остались в легких – навечно.

     После освобождения Полоцкого края Владимир Горбатенко ушел на фронт. В составе Первого Белорусского участвовал в боях в Восточной Пруссии. Пехотинцам всегда приходилось труднее остальных – поднимались в атаку под сплошным огнем неприятеля. В таких условиях, вспоминает Владимир Сидорович, не «поймать» пулю было просто нереально. Его пуля ужалила в плечо.

     Несколько недель лечения в госпитале – и снова на фронт. На этот раз непредсказуемая фронтовая судьба перенесла его с земли на небо. Он получил приказ стать стрелком штурмовой авиации. Правда, обучали новой воинской специальности ровно неделю.

     Ему посчастливилось летать с настоящим воздушным асом – Героем Советского Союза Василием Ивановичем Стригуновым. Именно этот прославленный летчик был командиром экипажа, в котором летал стрелком Владимир Горбатенко. Вместе они штурмовали неприступный Кенигсберг, летали бомбить укрепленные позиции противника. В обязанности стрелка, место которого было самым опасным, – в хвосте самолета недалеко от бензобака – входило следить за передвижением в воздухе истребителей противника. Увидишь его раньше, чем он тебя, натиснешь на гашетку – останешься жив. И стрелок Горбатенко успевал опередить фашистов. Правда, дважды и их самолет был подбит, но летчик успевал посадить боевую машину. За участие в этих боях имеет Владимир Сидорович Горбатенко высокие боевые награды – ордена Красной Звезды и Отечественной войны.

     Нелегким было его возвращение на родину. В Полоцке узнал про гибель матери и сестры, про то, что остальных сестер и племянников угнали в Германию. И решил переехать к старшему брату в Сморгонь. Тут и прожил всю жизнь. Ему довелось отстраивать послевоенную Сморгонь. Работал мастером на стройке, инженером в бюро технической инвентаризации. Оттуда и на пенсию ушел.

ЗА ТРИ ШАГА ДО БЕРЛИНА

     Свое красивое название деревня Боярск недалеко от Крево на Сморгонщине оправдывала сполна. По весне она пенилась в белом кипении яблоневых садов, а по осени ночную тишину тревожил лишь стук переспевших яблок о землю.

     Из этой деревни уходил на фронт в 44-м 18-летний Михаил Страх. Оглянулся назад, чтобы навсегда запомнить свой Боярск таким, каким помнил с детства.

     Служить Михаилу Иосифовичу пришлось в составе Первого Белорусского фронта. Воевал в Прибалтике, Польше. В феврале сорок пятого его воинская часть подошла к Одеру. Совершив 350-километровый марш, они без паузы заняли оборону, сменив войска правого крыла 1-го Белорусского фронта. Сутки спустя началась частная операция в пойме.

     Те бои – не самое лучшее воспоминание для пехотинца. Но тогда настроение у солдат было приподнятое – в воздухе явственно чувствовался не только свежий воздух весны, но и дыхание Победы. Все разговоры у солдат – только об этом. И Михаил Страх с присущей молодости романтикой уже представлял, как окажется на улицах Берлина. Тем более, что удалось целым и невредимым выйти из Одера. И их воинское соединение как раз стояло на линии удара на столицу фашистского рейха.

     Солдатское счастье его берегло – пули, косившие солдат, пролетали мимо, не задевая его. А ведь при форсировании Одера им пришлось жарко. И молодой солдат совсем уж уверовал в свою счастливую звезду.

     Но злодейка-пуля подстерегла его на подступах к Берлину. Тяжелое осколочное ранение в ногу надолго вывело его из строя, и в штурме Берлина солдат не участвовал. А ведь до Победы оставалось три шага. Бои шли уже на дальних подступах к Берлину.

     Весть о победе застала его на госпитальной койке в одном из городов Германии.

     В госпитале Михаилу Страху пришлось лечиться долгие три месяца. Потом была служба в послевоенной Германии.

     – И в Берлине я все же побывал, – вспоминает Михаил Иосифович. – И под Берлином. Удалось проехать на электричке первым метрополитеном в Германии и одним из первых в континентальной Европе.

     Подземка поразила парня из Боярска больше, чем разрушенный город, в который он мечтал войти победителем. Ничего подобного он до тех пор не видел.

     А демобилизовался в 1947-м. И сразу вернулся домой. Работал в местном колхозе, затем строителем.

     О военных событиях Михаил Иосифович вспоминать не любит. Тяжелые это воспоминания. За каждым эпизодом, пусть самым победоносным – гибель товарищей, смертельные раны. А со смертью он никогда не хотел мириться.

     Редко надевает и фронтовые награды – медали «За форсирование Одера», «За взятие Берлина». Но война все же напоминает о себе – все чаще беспокоит ранение.

     А когда по весне цветут сады, вновь всплывают в памяти события победного 45-го. Тогда тоже несмело, словно пугаясь разрывов снарядов, зацветали сады.

ПАРТИЗАНСКАЯ СВЯЗНАЯ

     Свои седины Станислава Викторовна Короткая не закрашивает. Они – словно напоминание о нелегкой боевой юности, о послевоенной жизни. Только последний год она занемогла и редко выходит из дома, а до этого всю жизнь – на передовой. В этом нет ни капли преувеличения – трудовой стаж сморгончанки Станиславы Короткой – 53 года.

     – И одна неделя, – машинально поправляет меня Станислава Викторовна. Ведь начало ее трудовым будням положил июнь 1941-го.

     В тот памятный день 22 июня 1941 года в Минске планировалось большое событие – открытие Комсомольского озера. Старшая сестра Станиславы с одноклассниками собралась туда после выпускного вечера – она только окончила школу. Вместе с сестрой собиралась на праздник и пятнадцатилетняя Станислава.

     Но этим планам не суждено было сбыться. Война. Утром следующего дня отец ушел на сборный пункт. Больше Станислава его не видела.

     Собрав нехитрый скарб, мама с тремя дочками покинула горящий Минск. В потоке таких же беженцев, как и они, двинулись вглубь страны по Московскому шоссе. Когда налетали самолеты со свастикой на крыльях, беженцы бросались врассыпную. Все дороги, ведущие на восток, были запружены беженцами. И вдруг от Минска показались танки. Станислава до сих пор помнит этот момент – немцы ехали с открытыми люками, не опасаясь ничего и свысока поглядывая на обочины вдоль дороги, на испуганных людей.

     Уходить на восток не имело смысла, и весь людской поток повернул назад, в Минск.

     Вернулись домой и они.

     Потянулись тяжелые дни фашистской оккупации. Немцы выгоняли минчан на уборку завалов разрушенных зданий – опасались, что где-то может остаться неразорвавшийся фугас.

     По городу поползли слухи, что немцы отправляют молодежь в Германию. Этот слух дошел и до их семьи. Более того, стало известно, что вскоре заберут Станиславу.

     Запричитала и заплакала мать, а молодой подпольщик, зашедший в их дом, предложил выход:

     – Родственники где-нибудь в деревне есть? Давайте переправим дочь туда. А придут немцы – плачь, кричи, что дочь пропала.

     Так Станислава оказалась на Сморгонщине, а вскоре стала связной партизанского отряда имени Молотова бригады имени Суворова.

     В бригаде был радиоприемник. Радист Иван Иванович Веремей принимал сводки из Москвы о положении на фронтах, а они, молодые девчата-партизанки, их от руки переписывали и разносили по деревням. Оттуда приносили ткани для перевязки, какие-никакие лекарства. Заодно расспрашивали и присматривались – приносили в отряд ценные сведения о фашистах. А в отряде стирали бинты, ухаживали за ранеными.

     Вместе с партизанами своего отряда в июле 1944-го Станислава встречала части Красной Армии на дороге Вилейка-Сморгонь. Вместе с солдатами на флотах переправились через Вилию и победителями вошли в город. Война ушла дальше на Запад, забрав с собой всех способных воевать мужчин. Станислава Викторовна в Сморгони была назначена секретарем народного суда.

     Сначала не теряла надежды отыскать родных и вернуться в Минск. Но болезнь помешала – заболела тифом. А потом вышла замуж. Так и осталась в Сморгони.

     – Никакого геройства в войну я не совершала, – с присущей ей скромностью вспоминает Станислава Викторовна. – Стрелять не приходилось, а листовки носили пачками проверенным людям, чтоб раздавали. Вот муж мой – настоящий герой. Из Москвы был заброшен самолетом, организовывал партизанский отряд. Дважды ранен.

     С Владимиром Михайловичем Коротким Станислава познакомилась там же, в суде. Храбрый партизанский разведчик был назначен председателем суда.

     Сразу после войны они поженились. Только мало счастья отмерила им судьба. Владимир Короткий умер пятидесятилетним в 1970-м. Старшему сыну только исполнилось 18 лет.

     Станислава Викторовна окончила техникум и 38 лет отработала на почте. Без дела сидеть не могла, всегда была в числе самых активных общественников. Оформив пенсию, недолго без работы сидела. Пригласили поработать инспектором отдела кадров в стройтресте.

     Да и когда на пенсию вышла, была одним из самых активных участников ветеранского клуба «Забота». Они и теперь собираются вместе, только Станислава Викторовна уже не может покинуть территорию своей квартиры – здоровье не позволяет.

ГУСИ СПАСЛИ РИМ, А КЛОУН – СМОРГОНЬ

     Среди экспонатов музея Сморгонской гимназии хранятся письма ветеранов 35-й танковой бригады, освобождавшей город. И есть среди них особенно дорогие – от клоуна Михаила Шуйдина.

     Для города «солнечный клоун» особенно дорог – именно на захваченном взводом Шуйдина плацдарме у Сморгони 3 июля 1944 года прошел первый в его жизни импровизированный концерт перед… фашистами! Смех заставил врага отступить.

ИСПЫТАНИЕ ВЕРОЙ И ОГНЕМ

     Самую страшную войну Николай Ильич Шарафанович прошел в нелегкой должности рядового пехотинца до ее последнего дня. Был дважды ранен, но выжил.

     – Это что, – вспоминая те годы, говорит ветеран. – В мирной жизни пострашнее ситуации случались.

     …В траву тяжело, весомо падали яблоки. Их стук о крыльцо всегда напоминает Николаю Ильичу богатую яблоневыми садами деревню Чижевичи – в десятке километров от Вилейки. Теперь она «морской» стала, прямо за деревенскими огородами плещутся волны Вилейского водохранилища. А тогда, в годы его детства и юности, деревня сплошь утопала в буйном цветении и зелени садов. Осенью яблоки звучно падали в траву, стучали о крышу и крыльцо. И пахли эти спелые, точно налитые прозрачным соком, яблоки незабываемо вкусно.

     Он и теперь еще не выветрился из памяти, тот ароматный запах детства и юности, запах спелых яблок.

ВОЙНА ГЛАЗАМИ ПЕХОТИНЦА

Николая Антоновича Мисюкевича

Почему наши войска стояли

 у Сморгони насмерть?

Рядовой 66-го пехотного Бутырского генерала Дохтурова полка Яков Лигута (справа).